Неточные совпадения
— Ага! родственное чувство заговорило, — спокойно промолвил Базаров. — Я заметил: оно очень упорно держится в людях. От всего готов отказаться человек, со всяким предрассудком расстанется; но сознаться, что, например, брат, который чужие платки крадет, вор, — это свыше его
сил. Да и в самом деле: мой брат, мой — и не
гений… возможно ли это?
Была та смутная пора,
Когда Россия молодая,
В бореньях
силы напрягая,
Мужала с
гением Петра.
Суровый был в науке славы
Ей дан учитель: не один
Урок нежданный и кровавый
Задал ей шведский паладин.
Но в искушеньях долгой кары
Перетерпев судеб удары,
Окрепла Русь. Так тяжкий млат,
Дробя стекло, кует булат.
С тайным, захватывающим дыхание ужасом счастья видел он, что работа чистого
гения не рушится от пожара страстей, а только останавливается, и когда минует пожар, она идет вперед, медленно и туго, но все идет — и что в душе человека, независимо от художественного, таится другое творчество, присутствует другая живая жажда, кроме животной, другая
сила, кроме
силы мышц.
Представьте же себе артиста-юношу, мистика, художника, одаренного творческой
силой, и притом фанатика, под влиянием совершающегося, под влиянием царского вызова и своего собственного
гения.
— Позвольте мне кончить, господа… Дело не в названии, а в сущности дела. Так я говорю? Поднимаю бокал за того, кто открывает новые пути, кто срывает завесу с народных богатств, кто ведет нас вперед… Я сравнил бы наш банк с громадною паровою машиной, причем роль пара заменяет капитал, а вот этот пароход, на котором мы сейчас плывем, — это только один из приводов, который подчиняется главному двигателю…
Гений заключается только в том, чтобы воспользоваться уже готовою
силой, а поэтому я предлагаю тост за…
А сколько по этим кладбищам гниет не успевших даже проявить себя талантов, сильных людей, может быть,
гениев, — смотришь на эти могилы и чувствуешь, что сам идешь по дороге вот этих неудачников-мертвецов, проделываешь те же ошибки, повинуясь простому физическому закону центростремительной
силы.
Не мы ли, исполняя
силой нашего
гения почти невероятные предприятия, приводим в движение тысячемиллионные капиталы?..
Без сомнения, великие исторические преобразователи имеют большое влияние на развитие и ход исторических событий в свое время и в своем народе; но не нужно забывать, что прежде, чем начнется их влияние, сами они находятся под влиянием понятий и нравов того времени и того общества, на которое потом начинают они действовать
силою своего
гения.
Он был мудрый Полководец; знал своих неприятелей и систему войны образовал по их свойству; мало верил слепому случаю и подчинял его вероятностям рассудка; казался отважным, но был только проницателен; соединял решительность с тихим и ясным действием ума; не знал ни страха, ни запальчивости; берег себя в сражениях единственно для победы; обожал славу, но мог бы снести и поражение, чтобы в самом несчастии доказать свое искусство и величие; обязанный
Гением Натуре, прибавил к ее дарам и
силу Науки; чувствовал свою цену, но хвалил только других; отдавал справедливость подчиненным, но огорчился бы во глубине сердца, если бы кто-нибудь из них мог сравниться с ним талантами: судьба избавила его от сего неудовольствия.
— Конечно. Мы высшие существа, и если бы в самом деле мы сознали всю
силу человеческого
гения и жили бы только для высших целей, то в конце концов мы стали бы как боги. Но этого никогда не будет, — человечество выродится, и от
гения не останется и следа.
И кто бы смел изобразить в словах,
Чтό дышит жизнью в красках Гвидо-Рени?
Гляжу на дивный холст: душа в очах,
И мысль одна в душе, — и на колени
Готов упасть, и непонятный страх,
Как струны лютни, потрясает жилы;
И слышишь близость чудной тайной
силы,
Которой в мире верует лишь тот,
Кто как в гробу в душе своей живет,
Кто терпит все упреки, все печали,
Чтоб
гением глупцы его назвали.
— Все, что ни делается тайного, злого, нечистого в мире, — говорил между прочим батюшка, — все будет явно, все узнается, выплывет рано или поздно наружу. Остерегайтесь же зла, сторонитесь дурных поступков, знайте, что все дурное идет от дьявола, этого прелестника рода человеческого… Он злой
гений всего живущего, он сеет разруху, ненависть, гнев, зависть, преступление. Берегитесь этого врага. Велика
сила его…
Но все это не важно. «Идею» страдания не к чему вскрывать, не к чему доказывать. Она для Достоевского несомненнее всех идей, — может быть, единственная вполне несомненная идея. И, покоренные
силою его веры в страдание, завороженные мрачным его
гением, мы принимаем душою недоказанную идею и без всякого недоумения слушаем такие, например, речи Дмитрия Карамазова...
Он — бог весны, бог радости и избытка
сил; вокруг него в ликовании толпятся
гении природы — сатиры, кентавры и нимфы; сам великий Пан отказывается от самостоятельной власти над миром и смиренно вступает в свиту могучего бога.
— Что же здесь непонятного? В искусстве
гений начинает и
гений кончает. Вы понимаете:
гений! Болван, подражатель или критик бессилен что-нибудь изменить или испортить в картинах Веласкеса, скульптуре Анджело или стихах Гомера. Он может их уничтожить, разбить, сжечь, сломать, но принизить их до себя не в
силах — и оттого он так ненавидит истинное искусство. Вы понимаете, Вандергуд? Его лапа бессильна!
Но наука пред ними
Свитков своих, богатых добычей веков, не раскрыла,
Холод нужды умертвил благородный их пламень, и
силаГением полной души их бесплодно погибла навеки.
«Но ведь она не называет меня ни разу! Имеет ли эта бумага
силу судебного доказательства? Кто этот злой
гений, о котором она пишет? Почему это несомненно я, а не другой? Не тревожусь ли я по пустякам? Не виной ли тому мои расшатанные нервы?»
Со станции, против Бородинского поля, он видел памятник, поставленный во славу России, боровшейся с громадными
силами двадцати народов и величайшего гения-полководца.
Оставим его на дороге к Кракову, где и произошло несколько стычек с думавшими напасть на него врасплох поляками, и попытаемся передать картину раннего детства и юности этого выдающегося екатерининского орла, имя которого было синонимом победы и который
силою одного военного
гения стал истинным народным героем.
Мы знаем, что в древней истории нашей не Иоанн III был творцом величия России, но что это величие было подготовлено для него в печальное время княжеских усобиц и борьбы с татарами, мы знаем, что Петр Великий не приводил Россию из небытия в бытие; что так называемое преобразование было естественным и необходимым явлением народного роста, народного развития, и великое значение Петра состоит в том, что он
силою своего
гения помог своему народу совершить тяжелый переход, сопряженный со всякого рода опасностями.
Военный его
гений, — замечает о Суворове граф Милютин, — несмотря на всю свою оригинальность, выработался под влиянием классических впечатлений. Чтобы довести до степени законченности предпринятое самообразование, Суворову нужно было иметь большую
силу воли, а чтобы сладить с внутренним смыслом задачи, требовался обширный ум.
Слова́ случай и
гений не обозначают ничего действительно существующего, и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое-то явление; думаю, что не могу знать: потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу
силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит и говорю:
гений.
Те, давно и часто приходившие ему, во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки, и поэтому не может быть никакого, так называемого, военного
гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором
сила деятелей войны еще менее может быть определена?